|
|||||
Черняк В. Д.
(Санкт-Петербург)
Оживление исследовательского интереса к проблемам синонимии, отчетливо обозначившееся в последние годы, связано с антропоцентрическими ориентациями современной лексикологии и лексикографии. Синонимия, по сути своей воплощающая возможность индивидуального лексического выбора, отражает “непрерывный языковой “обмен веществ”: “Все поступающие извне языковые впечатления органически врастают в языковой мир личности. Они модифицируются, окрашиваются по-иному, подвергаются иной фокусировке в той уникальной среде, которая составляет языковой мир данного человека” (Гаспаров 1996:15).
В закономерностях синонимического варьирования проявляются характерные для русского языка формы концептуализации действительности. Как справедливо заметил О.Н. Трубачев, “синонимическая плодовитость языка проявляется в отношении всего, что связано с человеком” (Трубачев 1991:267). Это положение находит подтверждение как в совокупности синонимических рядов, представленных в словарях, так и в многочисленных текстах, эксплицирующих усилия говорящего / пишущего, связанные с поиском адекватных ситуации и замыслу лексических средств. Не случайно первый выпуск “Нового объяснительного словаря синонимов” (Апресян и др. 1997) построен по идеографическому принципу и включает антропоцентрическую лексику - синонимы, объединенные общей идеей человека.
Сегодня синонимические ресурсы лексики не могут рассматриваться лишь как достаточно стабильный набор лексических единиц, распределенных по разным функциональным регистрам. По точному замечанию Л.Н.Мурзина, “язык в синхронном срезе характеризуется значительной долей неопределенности, в силу хотя бы уже самой формы своего существования, формы, распределенной между носителями, каждый из которых своеобразен и не повторяет другого” (Мурзин 1990).
Индивидуальный запас синонимических средств и близких к ним парадигматически связанных лексических единиц определяет разветвленность “зон выбора” в лексиконе языковой личности и, соответственно, свободу ее речевого поведения.
Максимально полное описание коммуникативных потенций семантически близких лексических единиц в “Новом объяснительном словаре синонимов” дает мощный импульс для исследования их функционирования. Подчеркнем, что традиционное описание функций синонимов в лексикологических работах представляет их как некое орнаментальное средство. Для иллюстрации функций синонимов приводят, как правило, отдельные предложения, роль же синонимов в текстопорождении остается неисследованной. Между тем, по справедливому замечанию Ю.Д.Апресяна, проблема моделирования понимания и порождения текстов имеет стержневую идею - “идею синонимии в широком смысле слова” (Апресян 1974:37).
Проблема синонимии в современном ее понимании неразрывно связана с проблемой языковой личности, поскольку владение разными способами общения при выражении сходного содержания, связанное с оперированием языковыми средствами, предполагает отношение к языку говорящего. Носитель языка, имея в своем распоряжении широкий круг альтернативных средств для выражения сходного содержания, с большей или меньшей степенью осознанности осуществляет лексический выбор, обнаруживая при этом черты своего речевого портрета. “Акт предпочтения одного языкового средства другому - так же, как и степень его осознанности, - это и есть сам говорящий, “образ автора” данного высказывания” (Винокур 1989:19).Приведем один показательный пример, в котором намеренно сталкиваются две лексических единицы, связанные с одним фреймом, но не пересекающиеся в узусе:
-...Недавно специально позвонила своим друзьям-филологам: “Скажите, как заменить слово “тусовка”? А они мне спокойно отвечают: “Это новое слово двадцатого века, которое заменить нельзя”. Теперь, когда я звоню подруге, то сообщаю: “Я еду на ... раут”. Ненавижу эти идиотские “тусовки”, они отнимают жизнь.” ( Т. Окуневская. Черные розы моей жизни // Огонек. 1997. № 17).
Акцент, сделанный говорящим на осуществленном им лексическом выборе, обнаруживает осознание своеобразия своей языковой личности, выявляет индивидуальную аксиологическую шкалу.
Синонимия связывается с той степенью точности, которую в процессе коммуникации определяет для себя говорящий. По справедливому замечанию М.И.Черемисиной, “создается некоторый “зазор” между тем минимумом различий, которые необходимы и достаточны, чтобы обеспечить элементарное взаимопонимание, решение “грубых” коммуникативных задач, и тем максимумом различий, который может обеспечить система в данный момент” ( Черемисина 1970:24).
Установка автора на максимальную точность самовыражения нередко определяет лексическую структуру более или менее протяженных текстовых фрагментов, в которой ведущее место занимают синонимы и “синонимоподобные” лексемы и неразрывно связанные с ними как в лексической системе, так и в ассоциативно-вербальной сети носителя языка, антонимы. Ср.:
Отрицание “серьезности” подразумевало борьбу с фальшью, обманом, красивыми словами. Ложь - от государственной до частной - стала главным врагом 60-х...
Бытовой ипостасью правды была искренность. Истина лежала в подтексте, как золотой запас. А в качестве разменной монеты в обращение ввели предельную честность и надрывную откровенность. Эпоха требовала “назвать кошку кошкой”.
Узкая грань между правдой и ложью становилась еще уже, когда сталкивались представители этих абсолютных категорий - искренность и фальшь ( П.Вайль, А.Генис. 60-е. Мир советского человека.).
Современные подходы к синонимии соотносятся с достижениями когнитологии, поскольку оперирование синонимами - один из процессов, ведущих к добыванию нового знания. Механизмы синонимических замен можно связать с “принципиальным свойством человеческой психики - ее пластичностью”: “Человек формирует нужные ему блоки в зависимости от контекста, то есть не одним определенным способом, как задано программой, а любыми способами, полезными в каждом конкретном случае” (Фрумкина 1995: 113). Синонимия рассматривается как “текстовое средство пробуждения рефлексии” ( Богин 1992).
Приведем показательный пример, где экспликация размышлений авторов над самим процессом формирования нового синонимического ряда показывает, как складывались в определенном социуме лексические предпочтения:
То явление, которое позже назвали диссидентством, возникло незаметно. Собственно, когда его участники получили это иностранное имя, всё и кончилось. Не зря сами диссиденты неохотно называли себя так, предпочитая дословный перевод - “инакомыслящие”. Это было всё же теплее чужеродного звучания с присвистом: “диссидент”. В литературоцентристском российском обществе эти нюансы имеют значение. Поэтому и слово “инакомыслящий” тоже не вызывает очень уж положительных эмоций, как любое слово с отрицанием и противопоставлением ( анти-, контр- и т.п.). Название “правозащитники” оказалось удачнее - в нём звучала “правота” ( П.Вайль, А.Генис. 60-е. Мир советского человека).
М.В.Ляпон связывает синонимию с речевым выражением интравертного типа личности, с “рефлексирующим я” говорящего, со свойственным ему “блужданием вокруг денотата” ( Ляпон 1995:263-264).
Анализ текстов разной жанровой и стилистической принадлежности - художественных, публицистических, научных и научно-популярных - убеждает в том, что концентрация в текстовых фрагментах соположенных синонимов приобщает читателя к самому процессу авторской рефлексии, обнажает многомерность событий и состояний, разные стороны денотата, неоднозначность качественных характеристик. Необходимо учитывать при этом, что текстовая синонимия несводима к словарной: неповторимые грани того или иного явления обнаруживаются в нестандартном лексическом выборе. Ряды текстовых синонимов, нередко следующие один за другим или пересекающиеся, являются заметной приметой текстов рефлективного характера и, как правило, обнаруживают своеобразие авторского я.
Придавая объемность изображаемому, представленные в тексте ряды синонимов во многих случаях создают некую семантическую диффузность. Есть основания полагать, что в дискурсах, эксплицирующих с помощью синонимов “блуждания вокруг денотата”, находит отражение отмечаемая Н.Д. Арутюновой тенденция к усилению неопределенности в русском языке, которая “согласуется с некоторыми чертами национальной ментальности, в частности с ее дистанцированностью от действительности” (Арутюнова 1996: 83). Примечательно в этой связи и лингвистически емкое наблюдение Иосифа Бродского, сделанное по поводу прозы С.Довлатова: “Оглядываясь теперь назад, ясно, что он стремился на бумаге к лаконичности, к лапидарности, присущей поэтической речи: к предельной емкости выражения. Выражающийся таким образом по-русски всегда дорого расплачивается за свою стилистику. Мы - нация многословная и многосложная:; мы - люди придаточного предложения, завихряющихся прилагательных. Говорящий кратко, тем более - кратко пишущий, обескураживают и как бы компрометируют словесную нашу избыточность” (Независимая газета. 24.09.1991). Отражением этой словесной избыточности является совместное, но не дающим смыслового приращения использование синонимов:
Мне кажется, та “тянучка”, которая наблюдалась в уходящем парламенте, продолжится и в новой нижней палате. Кардинальных, радикальных перемен не произошло ( Невское время. 21.12.95).
Ни Киселев, ни Парфенов не могут скрыть своего равнодушия и безразличия, если выпавший на их долю “герой” не соответствует профилю ведущего (Известия. 20.01.96).
Это была очень большая, очень сложная, непростая работа (Радио СПб. 11.11.96).
Синонимы являются специальным лексическим интерпретационным инструментом, обеспечивающим гибкость речевого поведения. Актуализация синонимов в современной речи часто связывается с их метаязыковой функцией. Синонимические замены метаязыкового характера весьма разнообразны и направлены на достижение взаимопонимания между коммуникантами. Ср.:
Такое случается часто: вы хорошо провели время на пляже, позагорали, покупались, а на следующий день на губе вскочилв “простуда”. И хоть в данной ситуации этот диагноз режет ухо, именно так называют в народе герпес ( Известия. 10.09.96).
Добывается такая одежда в магазинах сэконд-хэнда - название хоть и новое, английское, не всегда понятное старшему поколению, сроднившемуся с комиссионками, означает практически то же самое: поношенные вещи, товар из вторых рук ( АиФ. 1996.№ 47).
Многообразие ситуаций, требующих от участников коммуникации активизации в их лексиконе зон выбора, открытого обнаружения речевых предпочтений и запретов, обусловливает активную эксплуатацию синонимических средств и значительное обновление синонимических ресурсов в современной речи. Свободное оперирование синонимами - доступная каждому владеющему языком возможность проявить свободу своего речевого поступка.
ЛИТЕРАТУРА